Аппетит или сексуальность присущи всем здоровым людям. Точно так же, независимо от нашего социального происхождения, цвета кожи, образования, в каждом человеке «встроен» некий нерв, создающий тягу к изящному.
Советский человек слышал, что в области балета мы идем впереди планеты всей. Но попасть на спектакль Большого театра удавалось единицам.
Миллионы приобщались к актуальному искусству не через балеты Тихона Хренникова, а через этикетки на консервных банках, репродукции в журналах-органах ЦК КПСС, производственные фильмы… И еще через вот такие открытки-самоделки.
Когда Достоевский уверял, что «красота спасет мир» думаю, он подразумевал не только абсолютную прекрасность Джоконды или фильма «Сталкер», но и небесспорную красоту зэковских наколок, мещанских рюшей или концептуальных ассамбляжей. И Мао Цзе Дун, когда говорил, что «пусть цветут все цветы», имел в виду то же самое, что и Достоевский.
В бабушкином ридикюле, где-нибудь в недрах старой радиолы схоронены чудные эти изображения. Простые сентенции, корявым шрифтом выведенные на таких открытках, «Люби меня, как я тебя» или, например, « Я так мечтал о нашей встрече» создавали интимный контраст с тогдашними официозными открытками, на которых в лучшем случае значилось казенное «Поздравляем!», а вообще-то писалось «С Днем 8 Марта!», «С годовщиной Октябрьской революции!» - и до свидания.
Вот на сеновале обнимаются молодые любовники: «Моя любовь к тебе неугасима». Огонь любви и сухое сено в этом контексте вполне совместимы и даже взаимодополняемы.
В отличие от Тихона Хренникова, такое искусство имело приятный привкус полузапретности. Да, перед нами своеобразный эстетический андеграунд. Ведь такие изображения, как дацзыбао в Китае, не проходили обязательных худсоветов, не утверждались в Главлите (цензурном комитете). Это было бы просто невозможно: пунцовые розы тут же были бы «зарезаны», как цыганщина, а свинья на открытке с сопроводительной шуткой «Дорогая моя жена, люблю тебя. Я малость выпивши» была бы сочтена оскорблением женщины-труженицы и проповедью эгоцентризма.
С одной стороны, такие открытки – массовое искусство: ведь в заставку со звездой можно было вмонтировать фото конкретного заказчика. С другой, - мы тут видим искусство штучное и рукотворное: шрифт, раскраска – все ведь делалось вручную и порой подпольно.
Да, такое изящество считалось тогда мещанством, дурновкусием, низкопробностью (на фоне балетов Тихона Хренникова, например, или опер о покорителях БАМа). Мещанские пережитки, эстетика Голохвастовых? Мы так долго иронизировали над наивной просьбой «сделайте мне красиво», что с водой выплеснули ребенка.
Когда художник-примитивист подлаживается под Анри Руссо или Пиросмани, зачастую чувствуется некая «деланность». А тут ведь абсолютно искрений примитив, не сфальсифицированный. Не каждый из любителей выпить ценит только настоящий коньяк, иному вполне по нутру самогон. Ну, может быть нежность этих открыток слегка приправлена цинизмом халтурщика. Святым цинизмом, ведь фотохудожник честно удовлетворял запросы своей голодной на изящное публики.
Эти открытки, кроме прочего, - экономический андеграунд, тот самый теневой сектор экономики, черный рынок, который существовал и в СССР.
Чудеса эти подпольно печатались в каком-нибудь заштатном фотоателье или в заводской фотолаборатории (допустим в НИИ космической связи), раскрашивались поярче. Затем сбыт «мимо кассы» - сфера криминала, статья в уголовном кодексе.
Открытки (а кроме таких милых и изящных, печатались теми же умельцами и порнографические, и даже политические открытки, например, Сталин с ярко-желтой Звездой Героя) продавала, как правило, «мафия» в электричках. Если немой реализатор попадал в руки милиции или КГБ, то выдавить из него хоть слово не представлялось возможным.
И потом, не следует забывать, когда это происходило: в 60-70-е годы. Помню, только в 1988-м году мы с приятелем-поэтом прочли впервые открыто напечатанную в СССР «Декларацию прав человека». Читали вслух несколько раз. Доходя до некоего пункта, он – сорокалетний мужик – начинал всерьез плакать слезами счастья. «Я так мечтал о нашей встрече» - гласили его слезы. А пункт Декларации был следующий: «Каждый человек имеет право наслаждаться искусством».
Потребители красоты изящных открыток, скажет кто-нибудь, были людьми эстетически недалекими. Но и они имели человеческое право на наслаждение. В эпоху Уорхола, поп-арта, соц-арта, Тихона Хренникова в этих открытках видится нечто большее, чем примитивные вкусы. Здесь искусство, может быть, даже и не начиналось, но зато дышит почва и судьба, наслаждение и наказание.
Источник:
